(Доклад прочитанный на Германовском съезде молодежи Западно-Американской епархии)
 

      Святой праведный Иоанн Кронштадтский – величайший святой Русской Церкви.

       В то время, как святого Иоанна Кронштадтского можно изучать со многих точек зрения, рассматривая его заслуги перед Церковью и верующими людьми, мы сегодня сосредоточимся только на одном аспекте его деятельности: призыве к участию в Таинстве Святой Евхаристии. 

Историческое положение второй половины XIX века в России. 

      Не вдаваясь в историческое положение второй половины XIX века, нам необходимо описать духовное положение того времени.

      Итересно, что современники святого Иоанна не считали его богословом, а оставшиеся нам его дневники не воспринимались серьезно именно учеными духовных школ России. Митрополит Вениамин (Федченков) рассказывал, как в Петербургской Духовной Академии вообще не упоминали о прот. Иоанне Сергиеве. Когда он, еще будучи семинаристом, выразил желание посетить Литургию, на которой служил св. Иоанн, в семинарии ему никто не мог точно сказать, где служит отец Иоанн, и это тогда, когда простые верующие тысячами приезжали со всех концов Российской Империи помолиться с батюшкой Иоанном. Далеко от Петербурга, в то же самое время, Ректор Московской Духовной Академии Епископ Феодор (Поздеевский) говорил, что педагоги этого духовного учебного заведения – неверующие! (Даниловский Благовестник, выпуск № 14, стр. 37). Вот такое грустное положение было в духовной жизни России во второй половине XIX века. 

      Когда в 1721 г. имп. Петр I упразднил патриаршество, Церковь фактически была обезглавлена. На ее место был установлен Святейший Синод. Посредником между Императором и Синодом стал Обрер-прокурор Святейшего Синода, которого назначал сам Царь. В действительности управление Церкви велось уже не Синодом, а волей Монарха, или всемогущего Обер-прокурора. Обер-прокурор мог смещать членов Синода без объяснения причины, что делалось в тех случаях, когда кто-либо из архиереев не соглашался с «предложением» Обер-прокурора. Таким образом от имени Синода принималось много решений, которые носили светский характер, а бывали такие случаи, когда решения были прямо антицерковными.

      Приведем лишь несколько примеров:

      В середине XVIII века Синодальным указом было запрещено принимать в монастыри людей моложе 40 лет (на многочисленные войны нужны были солдаты и деньги – молодой человек или девушка, ушедшие в монастырь не будут рожать детей – будущих солдат, и не будут работать там, где нужно платить налоги).

      В конце XVIII века Синод запретил монахам держать в кельях чернила и бумагу (чтобы не вздумали писать что-то кому-то).

      В начале XIX века Синод запретил священникам читать с амвона проповеди, не проверенные Епархиальной Духовной Консисторией. Другое дело, читать поучения святых отцов, или присланные самим Синодом (это для того, чтобы вдруг батюшка не вздумал сказать что-нибудь на тему сегодняшнего дня).

      Причем очень странно выходило, что католики и протестанты не имели подобных ограничений. Отсюда неудивительно, что у католиков и протестантов проповедь выходила живее, на тему дня, на замеченные пороки в обществе. Поэтому до некоторой степени становится понятным, почему русские люди, особенно либерально настроенные из высшего общества, нередко уходили из лона Православной Церкви в ересь.

      Ясно, что подобные меры, навязанные Русской Церкви, носили фактически антицерковный характер, и функция Церкви ограничилась до того, что кроме требоисполнения, мало что делалось в Церкви, а влияние Церкви на народные и общественные нравы оставалось минимальным.

      Известно, что состояние монашества является показателем здоровья самой Церкви. В России монашество в XVIII веке было доведено до печальнейшего состояния: много монастырей было закрыто из-за того, что, как было сказано раньше, православным запрещалось принимать монашество до 40-летнего возраста; в некоторых монастырях были устроены тюрьмы для сектантов, раскольников и политеческих преступников; в других монастырях были заведены больницы для покалеченых на войнах солдат. Когда в XIX веке с разрешения Синода условия в монастырях стали немного легче, традиция во многих отношениях была уже утрачена, и только несколько монастырей, благодаря деятельности выдающихся подвижников, стали духовно восстанавливаться. Так выросла Оптина Пустынь, благодаря трудам преп. Паисия Величковского и преп. Льва Оптинского. Положение монашества было показателем духовного состояния и в общей массе русского народа. Народ старался хранить то, что мог – обряд. Живая вера, понимание молитвы, богословия, нравственности, без живой проповеди и исправления морали со стороны духовенства, хранились сравнительно немногими русскими людьми.

      Правительство желало иметь контроль над Русской Церковью, но никак не хотела исчезновения ее, так как понимало, что именно Православие в первую очередь развивает патриотизм (т.к. кроме южных славян и греков, соседи России имели другие христианские и не христианские религии), и поддерживает нравственность в народе.  

      Уже в конце XVIII века было замечено, что православные перестали ходить на исповедь и причастие. Это было в действительности симптомом глубокой духовной болезни Русской Церкви, православного народа. Синод обратил на это внимание, и обратил на это внимание правительства в надежде, что правительство в корне изменит создавшийся цезарепапизм, т.е. подчинение Церкви правительству. Однако результат вышел типичным для Синода того  времени: по предложению Обер-прокурора вышел указ, по которому все служащие государства должны раз в год приносить расписку из храма, где указано, что человек был у Таинства Исповеди и Причастия. С этой целью в храмах были установлены исповедальные книги, куда записывались имена исповедовавшихся  с которых выписывался документ (предполагалось, что они причащались после исповеди). Не «исполнивших свой христианский долг», как тогда говорили об исповеди, указом предписывалось уволить с работы.

      Служащими государства были во-первых, само правительство в столицах, в губерниях и мелких городах и селах, со всем бюрократическим аппаратом; во-вторых, вся армия, а она была большая, так как Россия много воевала; и наконец, миллионы т.н. казенных крестьян.

      Теперь представим себе эту картину. Какой-нибудь министр или генерал не были у исповеди. Кто его спросит о расписке? Или кто его уволит с работы? Или вот солдат не принес расписку – он только будет рад если его уволят. Или крестьянин...

      А вот другая картина, еще хуже прежней: без расписки меня, какого-то мелкого чиновника, уволят. Значит я должен пойти на исповедь. Какое же это будет искреннее покаяние, когда меня, уже взрослого человека, заставляют каяться? И вот так, поколениями, проходило духовное воспитание православного народа. Известен случай, когда жена, большая почитательница Оптиной Пустыни, уговорила своего мужа-генерала пойти на встречу с преп. Макарием Оптинским. На беседе выяснилось, что генерал не был на исповеди уже 37 лет!

      И вот развилось понятие, что нужно исповедоваться и причащаться раз в год. Ни больше, ни меньше. И делалось это обычно Великим Постом. У меня был такой случай на моем приходе в Монтерее: после призыва к более частому участию в Таинствах, одна старенькая прихожанка меня поправила. Она мне сказала, что когда она училась в Институте для благородных девиц в Югославии, у них законоучителем был старенький батюшка, «еще дореволюционный», который их учил, что причащаться нужно только раз в году. Именно раз, ни больше, ни меньше. Я уверен, что она плохо помнит, или неправильно поняла его, и что батюшка говорил о том, что минимум – раз в году. Поэтому по воскресным дням, кроме Великого Поста, взрослые люди причащались редко.

      Вот такое положение было в России 14 декабря 1855 года, когда был рукоположен в иерейский сан святой Иоанн Кронштадтский.

      Он сразу начал призывать к покаянию и причастию Тела и Крови Христовой. Своей горячей верой, убежденным словом, любовью, батюшка Иоанн скоро стал доходить до сердец многих и многих православных. Он старался служить Божественную Литургию на все большие и малые праздники, а через несколько лет стал совершать Литургию ежедневно. В городских храмах Литургия служилась на великие и малые праздники, но не ежедневно. Ежедневная Литургия святого Иоанна стала привлекать множество верующих. Представьте себе упадок духовности, когда некоторые священники и епископы не понимали для кого и для чего это нужно, и за это даже осуждали отца Иоанна.

      Как известно, перед принятием Святых Таин, по словам апостола Павла, следует очистить свою душу в Таинстве исповеди. И святой Иоанн стал призывать народ к частому приступлению к Таинству Причастия, при предварительном покаянии.

      Сначала батюшка Иоанн сам исповедовал верующих, но когда сотни людей стали приходить на исповедь и причастие, другие священники стали помогать святому, и по стольку часов исповедовали, что нередки были случаи, когда исповедь продолжалась уже за полночь. А еще позже Синод дал специальное разрешение святому Иоанну совершать общие исповеди. Здесь нужно подчеркнуть, что такая общая исповедь была разрешена только святому Иоанну, а все другие священники исповедовали только и исключтельно так, как мы совершаем исповедь сегодня. Мы подчеркиваем, что это было исключительное разрешение, данное Синодом святому Иоанну, ввиду особенного положения, создавшегося на его богослужениях.

      Вот описание, в сокращении, свидетеля, прибывшего впервые на такую исповедь: 

      ... наступило время общей исповеди. Мы все вышли из алтаря на солею и стали около о. Иоанна.

      Перед нами было море голов... о. Иоанн  вышел из алтаря на амвон в смиренном виде... и начал говорить поучение пред исповедью. Он начал его без обычных наших слов – «во мия Отца и Сына и Святого Духа»:

      – Грешники и грашницы, подобные мне! Вы пришли в храм сей, чтобы принести Господу Иисусу Христу, Спасителю нашему покаяние во грехах и потом приступить к Святым Тайнам, – так начал свое поучение о. Иоанн.

      – Приготовились ли вы к восприятию столь великого Таинства? Знаете ли вы, что великий ответ несу я пред престолом Всевышнего, если вы приступите не приготовившись. Знайте, что вы каетесь не мне, а Самому Господу, Который невидимо присутствует здесь, Тело и Кровь Которого в настаящую минуту находятся на жертвеннике... Слушайте. Буду читать покаянные молитвы...

      Прочитавши первую покаянную молитву, о. Иоанн заявляет, что ее нужно «протолковать». И продолжает свое поучение... Говорит, конечно, без тетрадки. Говорит просто, без всяких ораторских приемов... Слово его отличалось внутренней силой, властностью... Говорил он с глубокой верою в каждое свое слово... Говорил то, что сам своим личным опытом хорошо изведал».

      Дальше автор записок приводит подробно поучение или толкование молитвы. Церковь молит Господа о помиловании грешников... Приводит пример покаяния царя Давида... Потом – отпадение в идолопоклонство Манассии, за что Бог наказал его потерей престола и жестоким пленом у ассирийцев: ноги его были закованы в колодки, в нос продето было кольцо... В Вавилоне бросили его в смрадную темницы. И там он, наконец, покаялся. Господь помиловал его... И покаянная молитва его доселе читается церковью на повечерии... Господь Бог – страшный судья всей земли... Пред Ним все равны... А как силен грех! И о. Иоанн перечисляет наши грехи...

      Поучение, по-видимому, простое, не хитро-витиеватое... Я много слыхал об о. Иоанне как проповеднике и с нетерпением ожидал его проповеди. Но начало его проповеди... я слушал с большим холодом в душе и даже с разочарованием...  Но далее я не знаю, что случилось со мной и с этой, дотоле безмолвной, массой людей... Какое-то особенное настроение, незримо откуда-то сходившее в души слушателей, начало овладевать толпой: сначала слышались то там, то здесь легкие вздохи; то там, то здесь можно было налбюдать слезу, медленно катившуюся по лицу умленного слушателя. Но чем дальше шло время, тем больше можно было слышать глубоких вздохов и видеть слез. А о. Иоанн, видя их, о них-то больше всего и напоминал в своем поучении. И я что-то необыкновенное начал ощущать в себе. Из какой-то неведомой глубины души что-то начало подниматься во мне, охватывая все существо мое. Сзади меня и напротив на правом клиросе, стояли, доселе, повидимому, равнодушные, более любопытствующие лица. Но вот и они преклоняют колена и проливают слезы... И у меня растеплилось сердце черствое, огрубелое. Скатилась слеза и у меня из глаз слеза чистая, слеза святая, слеза благодатная, слеза живительная, слеза спасительная.

      А что творилось в это время в народе! Со всех сторон кричали: «Батюшка, прости! Батюшка, помилуй! Все мы грешники! Помолись, помолись за нас!»

      Бушевало море... Стало так шумно, что больше ничего не было слышно из речи о. Иоанна.

      – Тише, тише, слушайте! – громко кричал о. Иоанн, властно призывая всех к молчанию. На несколько мгновений смолкал этот великий шум; но потом с новой силой он раздавался опять, начинаясь где-нибудь в одном месте, а потом постепенно охватывая всех... С немалым трудом пришлось водворить в храме тишину. О. Иоанн начинает читать далее вторую молитву пред покаянием...

      – Братие и сестры, каетесь ли вы?

      И снова идет перечисление разных грехов. Слово кончено, – пишет автор.

      – Кайтесь, кайтесь, в чем согрешили!

      Что произошло в эти минуты, невозможно описать. Нарпяжение достигло самой высшей ступени и одинаково захватило всю массу. Стоял страшный невообразимый шум. Кто плакал, кто громко рыдал, кто падал на пол, кто стоял в безмолвном оцепенении. Многие вслух исповедывали свои грехи, нисолько не стесняясь тем, что их слышали...

      В таком состоянии кающиеся находились не менее пяти минут. Наконец, о. Иоанн стер свои слезы красненьким платком, перекрестился в знак благодарности за слезы покаянные, народные.

      – Тише, тише братья!..

      Не скоро в храме водворяется желательная тишина. Но мало-помалу все стихает.

      – Слушайте, – говорит протяжно отец Иоанн, – мне, как и всем священникам, Бог даровал власть вязать и решить грехи человека... Слушайте: прочитаю молитву разрешительную. Наклоните головы сови: я накрою вас епитрахилью, благословлю, и получите от Господа прощение грехов.

      Тысячи голов смиренно преклонаются. Читается разрешительная молитва. Отец Иоанн берет конец своей епитрахили, проводит им по воздуху на все четыре стороны и благословляет народ. Какая торжественная и таинственная минута! Примиряется небо с землей, грешники с Безгрешным.

      После разрешительной молитвы всем чувствовалось легко...

      Затем последовал вынос Пречистых и Животворящих Таин Христвоых.

      Что делалось кругом в это время?! Народ устремился волной к Святой Чаше...

      (Митр. Вениамин Федченков, Отец Иоанн Кронштадтский, стр. 128-132) 

      Нужно еще добавить, что духовный упадок в XIX веке наблюдался не только в России. Редкое участие в Таинстве Причастия наблюдалось и в других православных церквах. Однако в некоторых поместных церквах вместо того, чтобы призывать свою паству чаще причащаться, предварительно поисповедовавшись, вопрос был решен иначе: было разрешено исповедоваться раз в месяц, или раз в полгода, и тогда приступать к причастию каждую неделю. Разумеется, если человек чувствует какое-то падение, то может исповедоваться и вне положенного ему времени. Люди стали чаще причащаться. Таким подходом как будто была решена проблема редкого причастия прихожанами. Но, к сожалению, упущен важнейший момент: падения-то у нас ежедневные, ежечасные; без подготовки к исповеди мы не видим наших падений, а раз их не видим, то не ведем внутреннюю борьбу со своими страстями. За полгода, конечно, мы много грехов позабудем, ослабеет и интенсивность борьбы со своими слабостями. Недаром же Господь начал Свою проповедь со слов: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». А ведь без исповеди – нет христианства. Поэтому мы нередко встречаемся с людьми из разных поместных Церквей, которые, приходя в храмы Русской Церкви, хотят причаститься, хотя сами уже давно не исповедовались, и священникам приходится им отказывать в причастии. Создается неловкое положение, но мы должны объяснять православным христианам о важности исповеди перед причастием. 

      В наши дни мы встечаем в некоторых православных приходах практику общей исповеди, наподобие общей исповеди св. Иоанна. С такой исповедью нужно быть очень осторожным и лучше сначала понять откуда такая практика появилась.

      В России нынешняя общая исповедь является наследием советских времен. С 20-х годов ХХ века органы безопасности (будущий КГБ) требовали от некоторых священников и епископов узнать через исповедь и доложить о личной деятельности отдельных верующих. Именно для избежания искушений и безопасности и исповедающихся и пастырей архиереи разрешили проводить общую исповедь. После прекращения гонений на Церковь в России, некоторые священники стали возвращаться к древней практике индивидуальной исповеди. Однако быстрый рост количества верующих в Русской Церкви приводит нас к другой, практической проблеме. (Данные мои очень приблизительные, но дают общую картину) Если сейчас в России 60 миллионов верующих, при 30 тысячах священников, то простой расчет нас приведет к следующим данным: на каждого священника приходится 2 тысячи верующих, и если они будут исповедоваться только один раз во время Великого поста, то каждую неделю поста будет, в среднем, исповедоваться 400 человек у каждого священника (по одной минуте на каждого, священник должен будет исповедовать 6 часов 40 минут, по две минуты на каждого – 13 часов 20 минут). Поэтому в России во многих приходах прибегают к практике общей исповеди.

      У нас заграницей положение совершенно иное: на каждого священника у нас гораздо меньше православных христиан, и поэтому нет надобности прибегать к общей исповеди. Тем не менее в некоторых исключительных случаях она проводится, но с некоторыми ограничениями. Например, когда в большом приходе один только священник, на страстной неделе приглашаются к общей исповеди только те, кто уже приступили к исповеди во время поста. Проводится беседа об исповеди, и тогда только все допускаются к общей исповеди. 

      Мы должны воспользоваться тем уникальным положением, создавшимся у нас заграницей, когда мы можем неспеша исповедоваться у своего духовника, когда можем провести с ним личную беседу и посоветоваться о своей духовной жизни. В России такое положение можно найти крайне редко, а в других поместных церквах еще реже. 

      Мы нисколько не хотим здесь умалить и затемнить оргомный вклад в общее дело возрождения духовности в Русской Церкви ни старцев (не только оптинских) ни великих трудов святителей, писавших о духовной жизни, как свв. Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник, и продвинувших дело печатания святоотеческой и духовной литуратуры, как св. Филарет Московский. Все эти труды вместе взятые помогли русскому человеку лучше услышать призыв святого Иоанна Кронштадтского, и он начал приносить плоды. После кончины праведного пастыри продолжали призывать к святым таинствам, а русский человек стал все чаще и чаще исповедоваться и причащаться. Мы только можем гадать, что было бы, если этот феномен начался лет на 50 раньше: не оказалась ли бы революция невозможной? 

      Многое вы еще будете читать и узнавать о великом святом земли Русской, о его чудесах, о его благотворительной деятельности, об устройстве домов трудолюбия, о спасении грешников, о прозорливости, но мы надеемся, что Вы сегодня лучше поняли то труднейшее моральное состояние, в котором находилось общество России, когда святой Иоанн начал свои пастырские труды. В этих условиях он сумел вернуть сначала русский православный народ, а затем и многие другие народы, к пониманию важности частого участия в Таинствах исповеди и причастия.

      Поэтому, следуя за праведным Иоанном, мы снова призываем всех православных к великим таинствам Тела и Крови Христовых.