Около 4 месяцев в Австралии находился епископ Штутгартский Агапит.  Перед своим отъездом в Германию владыка любезно согласился побеседовать с  редактором газеты «Единение».

- Ппреосвященнейший владыка, что было главной целью Вашей поездки в австралийскую епархию и удалось ли сделать все, что было задумано?

- Меня попросил митрополит Иларион заменить его в Австралии на период около 4 месяцев. На это время меня освободили от обязанностей в Германской епархии. Четыре месяца пролетели довольно быстро, я посетил большинство приходов в Австралии, участвовал в службах, встречался со священниками и прихожанами и вот мой визит заканчивается.

- Что отличает Австралийскую епархию от Германской, а что у них похоже?

- Похожи они по количеству приходов, пожалуй. Но обстановка, конечно, совершенно другая. Я родился и вырос в Германии. В Европе между странами, например Германией и Англией очень большая разница. Народы очень разные, как разные и их культуры. Когда, вы австралийцы говорите о Европе в целом, то нужно иметь в виду эти существенные отличия. Когда я приехал в Австралию, то явно почувствовал, что здесь, конечно,  преобладает английская культура. Что касается русских  людей здесь, я заметил как быстро идет здесь ассимиляция и снижение употребления русского языка у новых поколений. Мне показалось, что этот процесс идет быстрее и мощнее, чем у нас в Европе.  Я заметил, что даже молодые священники, хотя служат на русском языке, но когда говорят между собой, то часто переходят на английский.

— А почему в Германии процесс ассимиляции идет медленнее. Что немцы ставят больше моральных барьеров между коренными жителями и приезжими?

— Да, видимо так можно сказать, хотя после войны немецкое общество меняется, и американизация происходит в какой-то мере и в Германии. И то, что характерно для Австралии — наличие иммигрантов из многих стран, сейчас также происходит и в Германии. Туда также переезжают люди из Азии, Африки, и Германия постепенно становится мультикультурной страной, со всеми теми проблемами, о которых сейчас начали говорить открыто.  
В Австралии существенная часть русских попала в страну во второй волне иммиграции, после II Мировой войны из Германии и Китая. Многое для меня было необычным во встречах здесь, особенно с приехавшими из Китая.

Я впервые смог, например, послужить со священником, китайцем, который отмечал 60-летие священства. 
Отрадно, что Зарубежная церковь смогла сохранить свое единство в таких далеких концах земного шара как Европа, Америка, Австралия с такими различными культурами на основе семейного признака в нашей церкви. Церковная жизнь, я бы сказал, несет в себе семейный принцип. Когда мы врастаем в церковный организм, мы воспринимаем священника и членов прихода, как часть своей семьи — отца, братьев и сестер, и так, в общем, в церкви. Я приехал сюда из другой страны, но здесь, в Австралийской епархии, я нашел общий язык, понимание. Так как поведение людей основано на особенностях православного образа жизни. 

— За эти четыре месяца Вы много ездили по стране. Где Вам удалось побывать? 

— Я побывал во всех приходах епархии кроме Перта и Новой Зеландии. 
 
— На что вы обратили внимание? 

— Во-первых, то, что здесь сохранилась, больше чем в Германии, эмиграция второй волны. Ее присутствие здесь чувствуется более сильно. Второе — это то, что социальная устроенность русского населения здесь гораздо выше, чем у нас в Германии. 
 
— Объясните на примерах.  

— Например, почти во всех городах при больших приходах созданы старческие дома. У нас в Германии нет ни одного такого дома. У нас были старческие дома в 50–60 годы, но потом они закрылись. При многих наших храмах в Австралии есть большие залы, где собираются прихожане после служб. Некоторые прицерковные школы имеют отдельные здания. Все это показывает социальную устроенность, укрепленность русских в Австралии. Благоустроенность больших приходов бросается в глаза. Сейчас мы в Штутгарте пытаемся получить возможность открыть хотя бы православное отделение в протестантском доме для престарелых. Но когда мы спрашиваем наших пожилых людей, кто хотел бы там жить, то отклики слабые. Это говорит, что люди не представляют себе еще свою жизнь в Германии как постоянную и не заботятся о последних годах жизни. Здесь в Австралии совсем другой подход к жизни. Последний этап жизни — организован, люди думают и заботятся об этом. И действительно, то, что я видел в Данденонге и Кабраматте просто удивительно.  
 
— Когда приходит новый человек, он смотрит свежим взглядом. Какие проблемы вы заметили в австралийских приходах?  

— Во многих приходах чувствуется отсутствие молодежи. Частично это объясняется тем, что вырастая, молодежь в поисках работы переезжает в другие места. Но это видимо не единственная причина. Нужно подольше пожить здесь, чтобы понять лучше.  
 
— Наверное, и ассимиляция, о которой вы говорили, играет важную роль. Значительная часть детей и внуков послевоенной волны иммиграции вырастая и уходя из родительского дома входят в австралийскую жизнь и отходят постепенно от русского общества и от церкви. 

— Это зависит и от потери русского языка у молодежи. Часто родители сами не сознают, что потеряв русский язык, они и своих детей отрывают от русских традиций, корней. Этому нужно противостоять всеми возможными способами. Эта проблема касается не только Австралии.  

Хотелось бы отметить также, что австралийская молодежь, в силу отдаленности страны, испытывает некоторую потерю связи с общемировой культурой. Когда я беседовал здесь со студентами о курсах их обучения в университетах, то мне показалось, что здесь учат только тому, что Австралию интересует. Это узкий диапазон, а те реальности знания, которые можно было бы получить будучи, скажем, в Европе, особенно я имею в виду гуманитарные предметы, могут быть упущены. Мне кажется хорошо, если бы молодежь смогла бы приобщаться к этому в России или в других странах Европы. А для этого нужно знать язык. В Германии есть немало случаев, когда молодежь едет учиться в другие страны. Мои племянники сами выразили желание поехать на год учиться в Россию.  
В нашем современном мире бытовое благополучие часто выходит на первый план. Можно так прожить, но духовная удовлетворенность будет отсутствовать. Ведь живет человек, как говорят, не хлебом единым. И тем более сейчас, когда наступил новый период, когда Россия освободилась. Там идут важные процессы возрождения церковной жизни. Молодежь, которая приходит учиться в духовные учебные заведения, очень интересная. С ними общаться -просто удовольствие. Они полны идей, жизни. То, что происходит в России, значительно отличается от происходящего в Европе.  

Православие это единственная альтернатива тому, что происходит в мире. В Европе протестанты и католики воевали столетиями между собой. И какой результат этих войн? Все устали от борьбы, а религиозные ценности были вытеснены из общественного пространства. Поэтому в обществе обсуждают дела житейские, а важные духовные и религиозные принципы, без которых человечество может потерять верный путь развития, уже не являются предметом обсуждения. Это, конечно, духовное поражение. Отсюда и употребление алкоголя, наркотиков и уход в индустрию удовольствия.  
 
— В России за советский период, когда религиозная жизнь была, практически, под запретом, общество приобрело немало проблем, о которых Вы говорили. 

— Для церкви в России в целом наступил благоприятный период. Она освободилась от оков. И есть большой шанс сделать немало на пользу обществу. Идет восстановление церквей. Если в Москве 20 лет назад было 35 действующих приходов, то сейчас 830. Нет ни одной страны в мире, где за такой короткий срок, открылось бы столько церквей. Хотя на 16 миллионов жителей, проживающих в Москве, официально и неофициально, и 830 приходов — слишком мало. И у церкви остается непростая миссионерская задача и в столице, и в целом по России. Сейчас немало дискуссий ведется о введении закона Божьего в школах. У нас в Германии ученики, которые проходят этот предмет в воскресной школе при храме, могут включить результат в общий аттестат школьника. В России этого пока нет.  
 
— Расскажите о вашем храме в Штутгарте. Сколько людей приходят на службы? 

— В Штутгарте красивая историческая церковь, расположенная в центре города. Ей уже больше 100 лет. За последние 20–30 лет приход у нас значительно вырос. Каждое воскресенье на службу приходят 250–300 человек. На Пасху и Рождество, конечно, больше, но это не пример, важно, сколько тех, кто ходит регулярно. Причем большой процент пришедших готовятся к службе, говеют. В воскресной школе при храме у нас учится 120 детей.

— Давайте вернемся к нашим австралийским приходам. В Сиднее, например, на 30–40 тысяч русских есть около десятка православных приходов. Это неплохо, но среди них есть большие приходы, материально обеспеченные, а есть и немногочисленные, где приход не может содержать священника, который должен работать на светской работе, чтобы прокормить семью.  

— Вот это меня удивило. Как я говорил вначале, при видимой социальной укрепленности, все равно половина состава священства работает на гражданской работе. Это, конечно, плохо. Приходы обязаны поддерживать своих священников. У священника большая нагрузка. И если он должен работать еще где-то, да с учетом ваших больших расстояний, это идет в ущерб основному делу священника. В большинстве храмов служба идет 1–2 раза в неделю. А надо, конечно, добиться, чтобы по крайней мере в больших городах служба шла ежедневно. Это был бы нормальный образ церковной жизни. У нас в иммигрантских условиях не хватает средств - для священников, на хор, для чтецов. Все держится как бы на слабом огне. Но сознание у общины должно созреть — если мы хотим нашим детям дать религиозное воспитание, то священник должен уделять время своему основному делу, к которому Господь его призвал. У нас в Штутгарте было похожее состояние. В 90 годы у нас служили два молодых священника отец Илья и отец Иоанн. Они оба работали на гражданской работе вначале. Постепенно за 10–15 лет приход рос и, в какой-то момент, совсем недавно, мы смогли освободить 1 священника от необходимости работать вне церкви. И результат сразу сказался — в храм стало намного больше приходить людей, началась работа с молодежью, школа стала действовать более активно.

Сейчас в нашем приходе уже 4 священника исповедуют прихожан. И не только на большие праздники. Люди нуждаются в этом и церковь идет навстречу. Но это можно делать, только когда священник на месте. 
 
— Когда я говорю с людьми, приходившими в церковь здесь в Австралии 30–40 лет назад, и сравниваю с сегодняшним днем, то чувствуется, что количество прихожан снизилось. 

— Чувствуется, что состав прихожан уже не молодой. И потеря русского языка влияет на это. Все- таки английский язык -не богословский. Греческий, славянский язык — это богословские языки, они передают весь духовный мир, который Господь нам дал. Когда мы переводим на английский или немецкий язык, мы не можем часто передать сущность, заключенную в словах. И я чувствую, что молодежь не воспринимает все богатство, которое мы получили от святых отцов из-за языкового барьера. Возьмите слово целомудрие. Если мы переводим его на немецкий язык, и, я думаю, на английском будет также, оно выражает это на физическом уровне, воздержание от половых отношений. А ведь слово целомудрие об этом не говорит и идея заключается в том, что человек может молиться только в целомудренном состоянии, когда его ум, дух, душа и тело собираются воедино. Тогда общение с Богом становится подлинным или искренним, полноценным. Для нас священников наш славянский язык — это большая помощь.  
 
— Значит ли это, что Вы против того, чтобы службы велись на английском языке? 

— Нет, я не могу быть против. Ведь мы должны приобщать любого человека, который приходит к нам. И если он понимает лишь по- английски, то мы, естественно, должны с ним говорить по-английски. Но те, которые могут приобщиться к полноценному церковному наследию на церковно-славянском языке, который как бы является камертоном Богословия, получат более правильную картину. Вся палитра нужна. 
 
— Есть трудности, которые нужно преодолевать. Есть и успехи. Как в целом Вы смотрите на будущее православия в зарубежье? 
— Если у тех страданий, которые испытывала Россия в прошлом веке, был какой-то смысл, то это то, что православие было разнесено по всему миру. И благодаря этому православие есть и в Австралии, и в Америке, и по всему свету. В 19 веке в Европе православие ограничивалось только посольскими церквами, а в нынешнем веке по статистике в Германии до полутора миллионов православных — греков, сербов, русских. Также, видимо, и в Австралии. Недавно я участвовал в важном событии. Все православные архиереи Океании служили вместе. Это хороший шаг, новая ступень того, чтобы мы православные свои вопросы решали вместе. Я думаю, что с Божьей помощью это получится у нас. И для нашей молодежи важно понять, что мы не только русская церковь, а мы принадлежим к вселенской церкви. Православные греки, сербы нам духовно ближе, чем католики или протестанты, при всех культурных особенностях. Когда поймешь семейный принцип построения нашей церкви, то легко увидеть подобные взаимоотношения и в греческой церкви и других православных церквях.  
 
— Заканчивается ваше пребывание в Австралии. С каким настроением Вы покидаете страну? 

— Я приобрел здесь большой духовный опыт. Познакомился со многими очень интересными людьми. Полюбил австралийскую природу, которая так близка от цивилизации, что они просто переплетаются. У нас в Германии, чтобы птичка прилетела к нам на стол, когда мы завтракаем, дело необычное, а здесь птицы не боятся человека. Это очень красиво, и для меня, как человека, который вырос в Европе, это новый опыт. Приятно, что австралийцы хозяйственный народ. Они любят свою страну, ухаживают за ней, сохраняют лучшее. 

— Вы возвращаетесь в Германию. Что предстоит Вам в ближайшее время. 

— Вскоре мы будем отмечать 30-летие архиерейского служения архиепископа Берлинского и Германского Марка. Наш Первоиерарх митрополит Иларион прилетит на этот праздник. Так что мы там встретимся. Я расскажу митрополиту о своей поездке в Австралию. А о чем пойдет дальше разговор, не будем загадывать. 

-Я от наших читателей хочу поблагодарить Вас за ту большую работу, которую вы провели здесь в последние 4 месяца. Для многих прихожан была большая радость, что в их приходах служба шла архиерейским чином. Это был очень положительный импульс. Надеюсь, эта встреча с Австралией была для Вас не последняя.

Беседовал Владимир КУЗЬМИН, Сидней

Наша справка
Епископ Агапит (Горачек)

Родился 25 сентября 1955 года в Германии в русской семье. Один из дедов был чех, который жил в России.
Окончив гимназию во Франкфурте-на-Майне, будущий епископ учился на архитектурном факультете в Дармштадте, но, желая принять монашеский постриг, оставил учебу. В 1979 году вступил в братию монастыря преподобного Иова Почаевского в Мюнхене. Пострижен в рясофор 9 ноября 1981 года, в мантию — 29 марта 1983 года. Возведен в сан игумена в 1995 году, награжден крестом с украшениями в 1998 году. 1 мая 2001 года хиротонисан во епископа Штутгартского, викария Германской епархии РПЦЗ.

www.unification.net.au