В конце восьмидесятых РПЦЗ, находившаяся вне церковного общения с Русской Церковью открыла в России свои приходы. Пережив множество расколов часть этих приходов воссоединилась с Москвой только в 2007 году. К юбилею объединения мы публикуем интервью с архиереем, более двадцати лет управлявшем зарубежными приходами в отечестве, - епископом Евтихием (Курочкиным).

— Владыка, вы в свое время закончили Московскую духовную семинарию, служили на приходах Омской епархии, как так вышло, что в 1989 году вы перешли в юрисдикцию РПЦЗ?

— Нас было пятеро священнослужителей в одной епархии, мы знали друг друга с юности и не помышляли о расколе, некоторое время я был даже духовником епархии, но Господь послал нам такого архиерея, который сделал наше служение невыносимым. То было время больших перемен и надежд в обществе, и мы также были подвержены этому духу. Хотелось перемен к лучшему. Мы обращались в Синод, указывали на недостатки, к нам приезжала комиссия, ее члены согласились, что в таких условиях служить затруднительно, но комиссия уехала, а все оставалось на своих местах. Кстати, ее председателем был знаменитый человек, митрополит Иоанн (Снычев).

Когда мы решили перейти в юрисдикцию РПЦЗ, нам было очевидно, что между Зарубежной Церковью и Московской Патриархией нет никаких канонических расхождений, так что мне даже приходилось с натяжкой находить какие-то основания для оправдания нашего поступка. Впрочем, обе юрисдикции для нас обозначали одну и ту же Русскую Православную Церковь. Когда я первый раз в 1991 году оказался за границей, я смог убедиться в том, что РПЦЗ это та же Церковь в которой я вырос с детских лет, о которой мне рассказывали родители, это была та же церковная традиция, носителями которой были наши старейшие прихожане, церковный актив пятидесятых – шестидесятых годов, который я еще успел застать. Одна суть, одна плоть, одна вера, одно крещение. Для меня было очевидным, что разделение произошло не по церковной линии, а под давлением безбожного правительства, которое мечтало ослабить и уничтожить Русскую Церковь. Я и сейчас убежден, что люди, которые были против объединения, хотели они этого или нет – лили воду на мельницу того большевистского аппарата, которому был выгоден раскол русской Церкви.

— После смены юрисдикции, у вас оставались друзья в Московской Патриархии? Каково было оказаться с ними по противоположную сторону баррикад?

— Мне удавалось убедить моих друзей, что это одна Церковь. А среди них были и архиереи, и старые преподаватели Московской семинарии, где я учился. В свое время я был знакомым и считал себя соратником по движению, стремившемуся к оздоровлению церковной жизни, с такими людьми как отец Николай Балашов, отец Олег Стеняев, с котором я во многом не согласен, но мы были когда-то вместе. Нам помогал бывший священник Глеб Якунин. Я всегда мог приехать в Москву, мне было где остановиться, или даже в Троице-Сергиеву Лавру, Данилов монастырь, пользуясь старыми знакомствами.

— В 1994 году Вы были рукоположены в епископа Ишимского и Сибирского, временно управляющего российскими приходами РПЦЗ. Насколько велика была Ваша паства?

— В разное время в моем окормлении было до сорока двух приходов, и даже больше. В России Зарубежной Церковью были приняты и рукоположены кроме меня и некоторые другие архиереи, которые в последствие уходили в раскол, создавали собственные юрисдикции. Часть из их приходов позже опять возвращались обрантно, и по сути у меня в окормлении была вся Россия, кроме Ставрополья, плюс Украина, Прибалтика, Молдавия и Средняя Азия. Мне приходилось много ездить, причем чаще всего эти поездки были поездками разочарования. Часть священнослужителей не имела ставленических документов, или находились под прещениями от Московского Патриарха. Поэтому первые два года я никого не рукополагал, а только запрещал в служении.

Около пятидесяти процентов священников, пришедших в РПЦЗ в начале девяностых, были людьми, которые просто использовали Зарубежную Церковь как трамплин, для того, чтобы перебраться в Америку или Канаду. И многим это удалось. Кому-то хотелось быть просто подальше от начальства. Они и в РПЦЗ предпочитали, чтобы священноначалие составляло о них представление по липовым отчетам, как приход в Мурманске, или Бишкеке, который присылал целые тома отчетов, протоколов о многочисленных собраниях, а на самом деле кроме самого священника и одного-двух помощников, не слишком церковных, там никого не было. Они писали за рубеж, просили материальной помощи, и получали ее. Создавали видимость деятельности. Все это сыграло свою негативную роль. Были даже и люди не совсем адекватные.

Многие из них в России были еще не совсем воцерковленными людьми, но когда оказались за границей, возомнили себя «защитниками чистоты Православия». Они стали учить диаспору как «правильно» веровать, как правильно относиться к инославным, как уберечься от «апостасии», некоторые из них пробились в церковную прессу, другие нашли свою аудиторию среди различных слоев русского зарубежья. Все это раскололо единство Зарубежной Церкви. РПЦЗ в свое время сама переболела и национализмом, и политикой, но к началу восьмидесятых в целом она избавилась от этих проблем. С таким явлением, как русский фашизм в Китае боролся еще свт. Иоанн Шанхайский, но все-таки девяносто процентов зарубежных пастырей были настолько глубоко верующими людьми, что их невозможно было сбить с царского пути русского Православия. С новыми эмигрантами из России старые проблемы вернулись.

— И с этим ничего нельзя было поделать?

— Когда я впервые отъезжал за границу, я пытался донести до сведения священноначалия, что действовать нужно осторожно, не попадаться на удочку проходимцев. Катакомбный епископ Лазарь (Журбенко) тогда говорил, что главная задача моей поездки – не допустить хиротонии Валентина Русанцова во епископы, и я предупреждал, что Русанцов – не лучшая кандидатура, но мне не поверили, сторонником этой хиротонии был епископ Григорий (Граббе), он способствовал ее продвижению. В последствие Русанцов учинил раскол, основал собственную юрисдикцию, так называемую РПАЦ, став одним из самых сомнительных раскольников.

— Русские епархии РПЦЗ пережили ряд расколов…

— Да, в 1994 году откололся Русанцов, в 2000-ом отделился омский иеромонах Тихон (Пасечник), в это же время архиепископ Лазарь (Журбенко) и епископ Вениамин (Русаленко), не принявшие решений зарубежного собора, избравшего предстоятелем владыку Лавра, при котором и произошло воссоединение. Две – три «юрисдикции» образовались в Америке и Канаде; кто-то ушел позже в юрисдикцию, основанную Агафангелом (Пашковским) и сейчас этот процесс продолжается.

— Вы говорите, что некоторые люди были просто невменяемы, но ведь еще до рукоположения их можно было выявить, проверить?

— Внешне человека трудно раскусить. Я полагался на светскую образованность. Если человек закончил педагогический институт, то он должен быть, по крайней мере, вменяемым. Но это оказался совершенно ненадежный критерий, возможно, нужно было смотреть не только на диплом, но и на оценки в дипломе, проверить посещаемость занятий… (смеется) … Кроме того, в основном ставленников рекомендовали прихожане и священники ранее перешедшие в Зарубежную Церковь, но и на эти рекомендации, как оказалось, полагаться тоже нельзя.

Один иеромонах, рукоположенный мною, во вменяемости которого я не сомневался, позже попал под влияние выпускника Джорданвилльской семинарии родом из Прибалтики, который был большим поклонником Гитлера, они вместе пили немецкое пиво из немецких кружек, и иеромонаху это очень понравилось. В последствие он стал заявлять мне, что Гитлер для него «дороже всех ваших московских бабок». Здесь не знаешь, где споткнешься. В Москве два священника устроили раскол из-за того, что хотели поминать царя Николая Второго как живого, исключительно по дореволюционным служебникам. Впрочем, далеко не всех принимал я, ведь были в России и другие «зарубежные» архиереи. Были случаи, когда под омофор принимали не видя в глаза ни священника, ни его прихода.

Неадекватные люди были и есть всегда и везде, они могут протестовать против ИНН, выдавать себя за патриотов, борцов с режимом, а могут и за самых верных сторонников патриарха Кирилла, находясь в глубокой духовной прелести и заражая ею других. Интересно, что РПЦЗ всегда имела трезвый взгляд на ИНН и штрих-коды, тем более на обмен паспортов и перепись населения. Она всегда занимала очень четкую, спокойную позицию. В Московском Патриархате напротив, были архиереи, которые придерживались позиции двойственной: вроде бы он и за, и одновременно немного против. Скорее «нет» чем «да». Сквозь пальцы смотрели на «старцев» и «духовников», распространявших необоснованные страхи. В свое время это, конечно, изрядно поспособствовало распространению анти-ИНН и других заблуждений.

— Что случилась с этим проблемным контингентом после воссоединения, когда в 2007 году Зарубежная Церковь подписала акт о каноническом общении?

— Не приняли объединение многие из них, но я бы не стал их обобщать, это очень разные люди. Из-за разнообразия мотивов и ситуаций мне сложно говорить об отколовшихся прихожанах, но что касается духовенства, у всех оставшихся в расколе священников есть одна общая черта: отсутствие богословского образования. Даже начального, что затрудняет всякую переговорную деятельность по объединению.

— До недавнего времени, Вы управляли всеми приходами РПЦЗ в России, принявшими воссоединение. Это был переходный период. 17 мая он истек, что будет с вашими приходами теперь?

— Большинство из них уже вошли в юрисдикцию тех епархий Русской Церкви, на территории которых они находятся, кроме двух барнаульских, которые до сих пор не договорились с местным владыкой.

— Как эти приходы переживали объединение?

— Все по-разному. Тут подходит поговорка: «Какой поп такой и приход». На моем приходе мы всегда общались с прихожанами храмов Московского Патриархата. В городе Омске архиерей дал нашему священнику храм, туда перешли и все его прихожане. У нас в в Тобольско–Тюменской епархии с владыкой Димитрием традиционно имелись добрые взаимоотношения. Конечно, тем приходам, которые постоянно оскорбляли в своих выступлениях священноначалие РПЦ, пришлось немного сложнее.

— В начале девяностых в РПЦЗ многие уходили по идеологическим убеждениям, их не устраивала система управления, какие-то негативные явления, нестроения в церковной жизни в Московской Патриархии. Сегодня это в прошлом?

— Жизнь быстро меняется, Русская Церковь сейчас переживает особенное время, бурный рост деятельности, я назвал бы это переходным возрастом, как у людей. Открываются новые возможности, безусловно, что Церковь не застрахована и от негативных их последствий. Я бы, например, предложил быть поосторожнее с некоторыми вещами. Сейчас у нас слишком много внимания уделяется тому, что происходит вовне церковной ограды, и этот отрыв от церковной жизни таит в себе некоторые опасности. Мы говорим о социальных программах, направленных на все общество, но не развиваем формы взаимопомощи внутри прихода. Как можно помогать дальнему, когда без помощи остается твой ближний? Мы сегодня приглашаем в каждый храм миссионеров на ставку, но часто ими оказываются люди, сами еще недостаточно церковные. Какое Православие будет транслировать такая миссия? Сегодня зарубежная традиция может предложить свой пастырский опыт, тот дух церковной доступности и близости не только для священников, но и для мирян, который вынесли старые архиереи из России и который сегодня может быть востребован в нашей стране.

Дмитрий РЕБРОВ
nsad.ru