Подвиг сохранения монашеской жизни в условиях гонений
Игумения Мария (Сидиропуло)

Доклад настоятельницы Свято-Елисаветинского женского монастыря в Бухендорфе (Германия; РПЦЗ) игумении Марии (Сидиропуло) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Суровое время гонений и расправы над Христовой Церковью, несмотря ни на что, оказалось бессильным погасить дух монашества и стереть из сознания людей ту цель, ради которой должны были существовать монашеские общины. Напротив, это время выявило нам яркие личности, святых новомучеников, подвиг которых освятил путь современного монашества.  Значительную часть новомучеников, прославленных Церковью, составляют монашествующие.

Монашество есть плод божественной посвященности, в котором человек приносит себя как всецелую жертву Богу. И если православный монастырь  для верующих это свет в мире, духовное прибежище и поддержка, то для монашествующих это место жертвы, брани, испытания и преображения.

В начале 1920-х годов, по мере учащения закрытия монастырей и конфискации монастырского имущества с последующей передачей его советской власти, по всей России возникало «тайное монашество». Несмотря на то, что монастыри закрывали, а монахов разгоняли, –  монастырская жизнь насельников не прекращалась, она обретала различные по форме способы выживания в создавшихся условиях. Перед скрывшимися некогда от мира в  стенах монастыря ради иноческой жизни стоял вызов времени: стать невидимыми, находясь в миру.  Схиархимандрит Игнатий (Лебедев) такими словами наставлял свою духовную дочь, монахиню Ксению: « ....также в сердце нашем пред Всеведцем будем и монашествовать, дондеже гнев Божий мимоидет, а пред людьми будем Екатериною (как и я – Агафон, а не Игнатий)... Исповедуйся у старичка, священника от Варвары Великой, с именем Екатерина... апостольник носи, когда одна на правиле, черный платок в церкви тоже пока не надо». 

В целях «маскировки» подпольные монахи не могли носить монашеских одежд, они были лишены тихого монастырского уединения и своих келий, но у них оставалось главное – уставные богослужения.  Как правило, после закрытия монастыря монахи поселялись вблизи  от него. Некоторые покупали в складчину дома в городах и селах и жили маленькими общинками в 4-5 человек, оставаясь при этом верными своим монашеским обетам. Таким образом начали возникать так называемые «домашние» монастыри. Вместо одного большого монастыря это были раздробленные маленькие монастыри, которые сохраняли принципы общежительного жития.  Да и не могло существовать пространства, которое бы их разделяло, потому что они составляли  единое братство и сестричество. Следуя духу общежительства, монахи разоренных монастырей сохраняли это единство духа, старались поддерживать, если была такая возможность, духовную связь  с игуменом, вели переписку со своими духовниками, чаще всего не надеясь получить ответы на свои письма.

Наряду с письменным преданием в монашестве существует и неписанное предание, которому невозможно научиться из книг.  Во время испытаний в Русской Церкви особо ярко развилось неписаное предание, которое,  передаваясь от старцев к ученикам, изливало таинственный поток благодати, жизнь освящения и обожения не через учение, а через саму жизнь старцев. И таким образом, монашество сохранялось живым, постоянно обновляясь изнутри. Свидетельством сказанному служат примеры вступления на путь монашества именно в годы гонений и испытаний.

Древнюю традицию общежительного монашества возродили подпольные монахи петровских общин.  «Зосимовские старцы вменяли работу в государственных учреждениях как послушание в монастыре. И послушник должен был относиться к своему послушанию со всей совестью, со всей ответственностью, со всей любовью»,  – пишет монахиня Игнатия (Пузик). Часть их заработка шла на общие нужды. Была сохранена практика откровения помыслов,  совершались ежедневные службы, практиковалась частая исповедь. Наряду с открытой пастырской деятельностью на легальном приходе  духовники не оставляли и подпольные богослужения.  Схиархимандрит Игнатий (Лебедев) со своими духовными чадами имел обыкновение собираться у старшей сестры своей общины, монахини Евпраксии, дом которой они между собой называли «скитом», и вместе читать монашеское правило, а большинство постригов совершались тайно на частных квартирах.

Из писем монахини Игнатии (Пузик)  можно видеть силу старческого благословения и монашеского послушания старцу. Еще в молодости матушка Игнатия получила два труднейших послушания от своего духовного отца: ежедневно дома вычитывать службы и – не менее тяжелое послушание – не оставлять научных трудов. «Батюшка прежде всего научил нас любви к православному богослужению, погрузил нас в радость церковной службы, – говорит сама матушка. – Я читаю службу ежедневно, и, если не прочитаю, то день как бы без души...» По всей России существовали мужские и женские общины, которые жили по внутреннему порядку петровских общин. Вот лишь несколько примеров.

В Старом Петергофе, в большом двухэтажном доме, в котором размещалась монашеская община, проживал иеромонах Варсонофий (Веревкин) с пятью-шестью сестрами. Они ежедневно совершали богослужения по монастырскому уставу, вместе читали утреннее и вечернее правило. И хотя некоторые из них до конца жизни не имели пострига даже в рясофор, но по существу они вели строгую монашескую жизнь.

В Кирсанов Тамбовской области монахини прибывали из Оржевского Боголюбско-Тишениновского монастыря. Жители города любили монашек, но на квартиры их не пускали – боялись.  Монахини жили обособленно в отдельных домиках, получая духовное окормление у гонимых священнослужителей. Вместо одного большого монастыря в Кирсанове, появилось множество крошечных...

В Ташкенте смешанный подпольный монастырь под руководством архимандрита Гурия (Егорова; 1891–1965) имел общую кассу киновии, в которую поступал заработок насельников монастыря, работавших  в государственных учреждениях. Все богослужения и Литургия совершались в доме, где они жили, поэтому у них не было необходимости посещать городскую церковь.

Великие и малые скорби только созидали и совершенствовали монашествующих, укрепляли их внутреннюю духовную радость. 

 «...Страшно сказать, но думается, что гонения имеют великую очистительную силу. И случись опять натиск, сколько шелухи отпадет. Но, храни Господь, я не хочу гонений, но они несомненно будут...», –  писала  игумения Радочницкого Свято-Антониевского монастыря Холмской епархии Афанасия (Громеко) митрополиту Евлогию (Георгиевскому), эвакуировавшемуся с волной русских беженцев в начале 1920-х годов.

 Через такие духовные центры, как Радочницкая обитель, осуществлялся в 1920-е годы не только обмен информацией, но и поддерживалась живая связь с русской эмиграцией, в которой оказался и духовник обители владыка Евлогий (Георгиевский). Именно тайная переписка могла пролить свет на настоящую действительность тех времен...  Уезжали из страны, чтобы на чужбине свободно исповедовать свою веру. Каждый как мог, так и служил Христу в сердце своем, никто никого не осуждал. Неосуждение ближних – это проявление подлинного монашеского духа.  Неосуждение помогает хранить внутреннюю крепость и верность Христу.

«В заключении у меня была истинная молитва, – писал отец Иоанн Крестьянкин, – и это потому, что каждый день я был на краю гибели. Молитва была той непреодолимой преградой, за которую не проникали мерзости внешней жизни. Повторить теперь, во дни благоденствия, такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенный там, сохраняется на всю жизнь».  А ведь тюрьма – место огромной разрушительной силы.

Приходские храмы в то время служили прикрытием для продолжавших существовать монашеских общин.  Будучи гонимыми, они  не вступали в борьбу с гонителями, а переходили из храма в храм, переезжали из города в город,  смиренно исполняя евангельскую заповедь:  когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой (Мф. 10:23 ).  В очень многих житиях новомучеников можно прочитать, как они молились за врагов.    Но, как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу, так и ныне (Гал. 4:29),  как и Сам Христос сказал: так будут поступать, потому что, не знают Бога (ср.: Ин. 16:3).

Игумения Чердынского Иоанно-Богословского монастыря Руфина (Кокорева), не сломившаяся от внешних трудов и скитальческой жизни,  хранила в сердце своем монашеские обеты и, помня свое звание, устраивала обители везде, куда ей с сестрами приходилось переселяться. Уже  в 1927 году, после долгих скитаний и мучительных физических трудов, она впервые заговорила о подготовке обители к переезду в США. Она видела возможность дождаться таким образом освобождения России, воспринимая это не как бегство от Родины, а как приближение именно к той России, которой она служит и в возрождение которой она верит. В то время это не удалось, и обитель поэтапно переехала в Шанхай, где сестры нашли  духовную поддержку у святителя Иоанна Шанхайского. В этот период жизни в обители  вошли в обычай настоящие всенощные бдения, которые служились с акафистом ночью, а потом служилась Литургия, на которой все причащались СвятыхТаин Тела и Крови Христовых.

Из жизнеописания святой преподобномученицы Великой княгини Елисаветы мы знаем, что, презрев княжеское достоинство, она оставила славу и честь мира сего в то время, когда могла наслаждаться удобствами и покоем, и предпочла служить несчастным, больным, бедным и сиротам.  Отказавшись от возможности бежать из России, она и будучи в ссылке утверждает, наставляет и утешает в письмах насельниц обители, призывая их держаться в любви и единстве духа. Литургическим пением поддерживает дух всех, обреченных с ней на смерть. Инокиня Варвара, смотря смерти в глаза, проявляет непоколебимость в  верности своей игумении и увенчивается венцом святости. На нетленном теле Великой княгини оказался надетым монашеский параман,  в доказательство тому, что хотя  послушницы и не постригались в Марфо-Мариинской обители, но сама настоятельница была тайной мантийной монахиней.

Об основательнице первой Леснинской обители [1] – игумении Екатерине (в миру – графине Ефимовской), которую благословил на ее труды преподобный Амвросий Оптинский, митрополит Евлогий писал: «Можно смело сказать, что весь народ холмский проходил через ее приюты и школы, вся сельская интеллигенция: учителя, учительницы, волостные писаря, агрономы, псаломщики – в большинстве были ее воспитанниками…»

При рукоположении архимандрита Мануила (Лемешевского) в епископа Лужского, викария Петроградского, святитель Тихон сказал новопоставленному: «Посылаю тебя на страдания, ибо кресты и скорби ждут тебя на новом поприще твоего служения, но мужайся и верни мне епархию».  В короткий срок – 125 дней – епископ Мануил «оказал послушание» Святейшему и вернул из обновленческого раскола Петроградскую церковь.

Монашеская жизнь есть постоянное мученичество, и особенно в условиях гонений она требовала от всех жертвенности, преданности Христу и Его Церкви, чтобы нести свет веры  в мир безбожия, своей жизнью доказывать, что возможно исполнение заповедей Христовых.  Нелегко было им нести этот подвиг в мире, полном соблазнов и распущенности, но в этом и состоял подвиг.

------------------------------

[1] Леснинская обитель в местечке Лесна Константиновского уезда Седлецкой губернии (ныне территория Польши) существовала с 1889 года. Во время Первой мировой войны православные монастыри Холмщины и Подляшья оказались в прифронтовой полосе и вынуждены были эвакуироваться. Леснинский монастырь переехал на Леснинское подворье в Петербург, откуда в 1917 году по приглашению владыки Анастасия (Грибановского)  выехал к нему в Кишиневскую епархию, затем – в Сербию (Хопово).

monasterium.ru