Детство новомученика Александра Шмореля

семья Шморелей в Оренбурге

Александр Шморель (Alexander Schmorell) родился и провел первые годы жизни в Оренбурге. Дед Александра, немецкий купец Карл-Август Шморель, стал первым представителем рода Шморелей на российской земле - выходец из Пруссии, который в 23 года приехал в Оренбург в середине XIX века. Обосновавшись, открыл свою меховую лавку, Лавка Шмореля располагалась в центре города, на Николаевской улице. В 1879 году Карл-Август Шморель вложил деньги в новое доходное дело: построил первую паровую лесопильню в городе и мельницу. В то время в Оренбурге свое дело имели несколько его соотечественников. Почти все они были людьми известными и уважаемыми. Клюмп, Фокеродт, Оберлендер, Гофман – эти имена на протяжении нескольких десятилетий были неразрывно связаны с историей оренбургского края. Кто-то из «временных» принимал российское подданство, кто-то сохранял на бумаге свою принадлежность немецкому государству, но все они считали себя оренбуржцами и много делали для процветания родного города. Как правило, происхождение, вероисповедание и принадлежность к одному сословию, а также многодетность семей, некоторые из которых нередко насчитывали до десяти наследников, приводили к тому, что все немецкие купеческие фамилии в Оренбурге состояли в родственных связях друг с другом.

Десять детей Карла-Августа тоже прочно пустили корни в России. Один из них, Франц, даже дослужился до выборной должности «Заступающего место Оренбургского Городского Головы». Однако первая мировая война сломала сложившееся добрососедство немцев и коренных жителей. Друг семьи, богатый оренбургский предприниматель Оберлендер оплатил учебу Гуго Шмореля в Мюнхене. В 1907 году

Маленький Шурик

С няней Феодосией Лапшиной

он блестяще защитил докторскую диссертацию. Вернувшись в Россию, Гуго Шморель работал ассистентом на кафедре внутренних болезней Московского университета. Но потом началась Первая мировая война, толпа громила немецкие магазины, а некоторые коллеги Шмореля стали требовать убрать "германского шпиона" с кафедры. Отец Александра Шмореля, Гуго Карлович, был вынужден покинуть столицу. Его русская невеста Наталья Петровна Введенская поехала вместе с ним в Оренбург. Они обвенчались. В сентябре 1917 года у них родился сын. Его  назвали Александром и крестили по православному обряду. Этой веры Александр придерживался и впоследствии, будучи взрослым человеком и живя в совершенно другой стране. В 1918 году мать умерла от тифа, и отцу пришлось найти няню для малыша. Спустя какое-то время в лазарете, где Гуго Карлович трудился все послереволюционные годы, он познакомился с немкой, работавшей старшей сестрой милосердия. В 1920 году они поженились.

Елизавета Егоровна Гофман была дочерью владельца пивоваренного завода. Ее отец Егор (Георг) Гофман, потомственный пивовар, до середины XIX века жил в Баварии. Он освоил свое ремесло, но, будучи вторым сыном, не имел шансов унаследовать весь завод. По рассказам потомков, Гофман однажды увидел в газете объявление, что в России, в Оренбурге ищут пивовара. Он продал свои золотые часы, купил билет и, подобно Шморелю, отправился в чужую страну, в далекий неизвестный город. После смерти своего российского патрона по фамилии Клюмп, Гофман приобрел настоящую популярность. Унаследованное им пивоваренное производство требовало развития, и в 1902 году Егор Егорович вместе со своим земляком, тоже выходцем из Баварии Людвигом Бамбергером, учредил новую фирму с витиеватым названием «Товарищество парового пивоваренного завода Е.Е.Гофман & C° в Оренбурге (бывший Клюмп)». Спустя годы революция нарушила все планы динамично развивавшегося предприятия.

В 1921 году Шморели покидают Россию. Сомнений о том, куда ехать, у доктора Шмореля не было. Мюнхен, хорошо знакомый по годам учебы в университете и частым посещениям последних лет, казался надежным пристанищем и укрытием от революционных потрясений Советской России. Уже в Мюнхене родились брат Александра Эрих и сестра Наташа. Вместе с семьей в Германию поехала и няня. Крестьянку из Саратовской губернии Феодосию Лапшину «окрестили» Франциской Шморель, и в качестве члена семьи она осталась жить в доме. Русская няня занималась воспитанием Шурика, как звали Александра дома, заменив ему так рано умершую мать. Александр вырос двуязычным, одинаково хорошо говорил на русском и немецком, сознавая себя и русским человеком, и немцем одновременно. Покинув Россию, Шморели сохранили оренбургские традиции: на обед были пельмени и блинчики, самовар на столе являлся обычной частью сервировки, и никто в семье не воспринимал это как проявление ностальгии. Дома родители говорили по-русски. Дети, игравшие со сверстниками на улице, без труда впитывали в себя язык чужой страны. Шурик получал частные уроки русского у православного священника. Позже к Шморелям каждую неделю приходил некий господин Налбандов, который преподавал детям русскую азбуку и грамматику. Эрих с удовольствием вспоминает, как с этим учителем они читали «Войну и мир» Толстого и пушкинского «Евгения Онегина». Книги, в первую очередь русская классика, стали верными жизненными спутниками младшего поколения Шморелей.

Петропавловская церковь в Оренбурге, в которой крестили Александра

Сообразно семейным традициям постепенно сложился круг общения. В нем преобладали православные священнослужители, люди культуры и искусства, врачи. Частым гостем в Ментершвайге было семейство Пастернаков. Художник Леонид приходил с женой, известной московской пианисткой Розалией Кауфман. Друживший с Гуго Карловичем Леонид Пастернак подарил доктору карандашный портрет Бетховена с собственноручным посвящением. Он и сейчас висит над роялем в гостиной Эриха Шмореля. Позже на чай заглядывали Лидочка и Женечка – сестры Бориса Пастернака, оставшегося в России и получившего впоследствии мировое признание за книгу «Доктор Живаго».

Детство Александра проходило, как и у большинства его сверстников – школа, гимназия, участие в детских организациях. Для мюнхенских мальчишек тридцатых годов такие организации означали возможность новых приключений, походов, песен у костра. В 1933 году «Юные баварцы», к которым примкнули братья Шморели, превратились в «гитлерюгенд», а «Стальной шлем», членами которого были старшие ребята, реформировался в СА – «штурмовые отряды». Эриха приняли в гитлерюгенд, а Алекса – в СА, но в марте 1934 года выяснилось, что Шурик еще мал для этой организации, ему было шестнадцать и его «вернули» в гитлерюгенд. Алекс ужасно расстроился, что к нему отнеслись как к маленькому, и сделал несколько попыток пробиться в «штурмовики». Особенно ему нравились кавалеристские подразделения. Это удалось, но вскоре наступило охлаждение. Шморель, как и многие сверстники, на первых порах радовавшиеся вступлению в новые организации, вдруг увидел, что это совсем не то, чего ему хотелось бы. Тупое подчинение и муштра как основы построения новых гитлеровских молодежных объединений делали невозможным личное восприятие природы, разрушали принципы товарищества, сложившиеся в сознании подростка.  - из книги "Русская душа "Белой Розы"" -

sobor.de