Проповедь в Неделю Православия,
произнесенная митрополитом Антонием (Храповицким) в 1918 году.

Торжество православия и скорби православия.

Мы совершаем, братие, столь любимый православным народом праздник Православия. Из года в год кафедральные храмы переполняются в сей день блогоговейными толпами богомольцев, а усерднейшие из них, особенно в нашей боголюбивой Москве, еще задолго до начала литургии спешат занять в церкви место, с которого можно было бы все слышать и видеть, запоздавшие же к началу службы уже лишаются и самой возможности протесниться в храм.

Но в настоящем году Торжество Православия совершается в нашей первопрестольной столице с двумя совершенно исключительными особенностями.

Первая из них заключается в том, что в нынешнем году Торжество Православия впервые справляется не в том храме, где оно справлялось в течение четырех с половиной веков, не в древнем Успенском соборе, а в новом соборном храме Рождества Христова. Конечно, храм этот по крайней мере вчетверо вместительнее Успенского; многочисленый собор священнослужителей представляет собою здесь несравнено более величественную картину, чем в тесном старом соборе. - Но не в этом заключается причина, по которой Торжество Православия перенесено ныне в новый собор: внешния удобства не понудили бы церковную Москву изменить исконный обычай - праздновать Православие пред чудотворными раками великих святых и пред чудотворным ликом Богоматери.

Нет, не по своей воле должны были собраться сегодня пастыри и паства Московские в новый собор, а потому что ее н е п у с к а ю т в священный Кремль и в чудотворную древнюю церковь Успения. Дожили мы до таких времен, когда жителям столицы заложен путь к самым дорогим, самым родным их святыням, когда приходится им отыскивать другие места для своих священных собраний, чем в прежние годы! Того ли мы ожидали для себя и для своей родной Церкви в эти прежние годы, даже в прошлом году? Справляя в тот год Торжество Православия в середине Февраля, как уповали мы совершить это торжество через год, в настоящем 1918 году?

Тогда наши верные войска грозною стеною собрались против врага и, усилившись вчетверо по своему числу и по количеству оружия, должны были с наступлением весны быстрым победоносным потоком пройти по вражеской земле до Вены и Берлина и достигнуть тех целей, с которыми начата была русским народом та священная и самоотверженная война, т. е. освободить доблестное племя православных сербов от поработительных посягательств еретиков, протянуть руку братского общения к умолявшим о том Россию нашим единокровным малороссам-галичанам и освободить от инородного ига их родину, - нашу родину, наследственный удел Равноапостольного Владимира, русскую Галицию, и что всего важнее, дать ея сынам, а нашим родным братьям, возможность возвратиться в лоно Святой Церкви от униатской ереси, куда вовлекли ее насилием поработителей и коварством иезуитов.

Да, год тому назад, мы, все русские люди, надеялись на то, что сегодняшнее Торжество Православия мы будем справлять уже вместе с ними, что к этому дню, как было сказано, уже не будет Подяремной Руси, а единая свободная и православная Русь.

Но и этим не ограничивались наши надежды и молитвенныя желания. Уже исполнен был рисунок креста для водворения его на куполе Константинопольской Софии; уже близко было к исполнению обещание Московского царя Алексея Михайловича, данное от имени своего потомства и всего русского народа Восточным Патриархам, обещание освободить православные народы из под ига неверных мусульман и возвратить христианам все древние храмы, обращенные в магометанския мечети.

Россия должна была занять проливы Черного моря, но не покорять себе священной столицы великой Византии, а возстановить это священное государство наших отцев и учителей по спасительной вере Христовой, т. е. греков, а себе приобрести отечество всех истинных христиан, т. е. Святую Землю, Иерусалим, Гроб Господень, и соединив ее широкой полосой земли с Южным Кавказом, заселить те святыя места добровольными русскими переселенцами, которые ринулись бы туда в таком изобилии, что в несколько лет обратили бы Палестину и Сирию в какую-нибудь Владимирскую или Харьковскую губернию, конечно, сохранив все преимущества того полумиллиона христиан и их пастырей, которые доныне уцелели еще там от турецких насилий.

Не один русский православный люд жил такими надеждами и полагал за них сотни тысяч своих жизней в тяжком воинском подвиге: этими надеждами жили, ими дышали, ими утешались в своих страданиях, скажем без преувеличения, все православные народы всего современного мира, вся Святая Соборная и Апостольская Церковь. Вся она ожидала, что наступившее теперь 1918-е лето Господне будет таким светлым торжеством православия, каким не было даже то 842-е лето, когда в память духовной победы над еретиками иконоборцами был установлен настоящий праздник.

И что же? Вместо освобождения порабощенных православных народов, Церковь Российская впала сама в такое порабощенное состояние, какого не испытывали наши единоверныя племена ни под властью магометан, ни под властью западных еретиков, ни наши предки под игом татар.

Наши церкви подвергаются разстрелам и ограблению, их имущества повсеместно расхищаются; наши школы лишены права учить детей и юношей тому, что Господь назвал единым на потребу, т. е. словесам святого евангелия и вообще закону Божию; наши пастыри и архипастыри изгоняются из церковных домов; наши воинские полки лишаются своих церквей и священников, а училища и академии, воспитывавшия пастырей церковных, совершенно упраздняются. Ни евреи, ни магометане, ни язычники, ни католики, ни сектанты, ни протестанты не лишены тех прав и преимуществ, каких лишен православный люд на Руси.

Итак взамен осуществления надежд на чрезвычайное, исключительно радостное Торжество Православия в настоящем году, не лучше ли бы было вовсе его отменить, или даже заменить плачем о православии, плачем Иеремии над разрушенными святынями древнего Сиона? При виде пробитого бомбой купола Успенского Собора, разбитой стены Киево-Печерской Великой Церкви, при виде раззоренных монастырей и опустошенных причтовых домов, при виде нищенствующих иереев-изгнанников, их плачущих голодных детей, училищ, с вынесенными из них образами, и прочих ужасов современного развращения, не уместнее было бы и нам взамен торжества ужасаться и тосковать и восклицать с пророком: око мое, око мое изливает воды, ибо далек от меня утешитель, который оживил бы душу мою (Плач. 1, 16). Воззри Господи и посмотри, как я унижен. Да не будет этого с вами, все проходящие путем, взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Господь в день пламенного гнева Своего? (Плач. 1, 12). О, кто даст главе моей воду и глазам моим источник слез. Я плакал бы день и ночь о пораженных дщери народа моего (Иер. 9, 1).

Но ужели нет у нас утешения в горестях нашей народно-церковной жизни? Ужели вовсе не о чем торжествовать нашей Церкви в нарочитый день сегодняшнего Торжества Православия? Мы сказали, что двумя особыми свойствами нынешний праздник отличается от прошлогоднего и раннейших. Одно, столь грустное, мы разяснили, но другое, уже радостное, дает нам возможность торжествовать и в настоящую печальную годину. Радость эта заключается в том, что впервые после двухвекового перерыва наша Церковь совершает «летнее торжество свое» в своей канонической полноте, со своею законною главою, получив своего богоданного жениха последвухвекового вдовства, и к нему, на ряду с печальными воплями Иеремии могут быть нынеприменены и радостныя предречения Исаии: не смущайся, ибо не будешь в поругании; ты забудешь посрамление юности твоей и не будешь более вспоминать о безславии вдовства твоего (Ис. 54, 4).

До сего года наша Церковь была богаче, многолюднее и по плоти сильнее всех прочих православных Церквей, но была лишена даже того, что все оне имели, т. е. своего высшего пастыря, своего общего отца, «который имел бы попечение о всей стране», как того требуют Вселенские Соборы; и на этом то вдовстве церковном, на этой духовной безхозяйственности ея, на этом безпастырстве, и нашло место для своего ядовитого произрастания то маловерие и безверие, то следование за еретическими и противобожными учениями Запада, которое теперь открыто возстало на нее и стремится ее вовсе истребить с лица родной земли, - то безцерковное настроение умов правящей части общества, которое в продолжение двух веков старалось оторвать нашу Церковь от живого общения со всею правоверующею вселенною и отторгнуть сердца людей от исповедуемой нами в символе Церкви вселенской.

Безпрепятственно и пышно совершали мы в истекшие годы торжества православия в кафедральных соборах, градских и столичных, но тоскливо сжимались сердца православных, когда, провозглашая в сей день многолетия восточным патриархам, мы не могли причислить к этой молитвенной здравице патриарха всероссийского, а только вспоминали о своей потерянной нами славе церковной, возглашая вечную память давно почившим российским патриархам. Ныне же наше торжество возглавляет давно жданный жених поместной Российской Церкви и вот она, в раззоренном нашем государстве, окруженная злобствующими врагами нашей спасительной веры, торжествует и благодарит Бога о том, что Он послал ей в утешение среди настоящих скорбей то, чего она была лишена в годы своего внешнего благополучия и безопасности.
Жизнь, жизнь одушевленная, дружная и всеобщая в Христовом стаде может теперь разливаться широкой волной, и церковное учение, и обращение отпадших, и просвещение неверных, и что особенно важно и необходимо - постоянное братское единение со всеми православными Церквами Востока, ибо не одной какой либо стране даны обетования о неодолимости Церкви вратами ада, а всей вселенской Церкви, и она одна есть непогрешимая хранительница и истолковательница Божественных словес.

Вот какой новый источник вечных и святых сокровищ дарован нам от Бога в настоящую, хотя и печальную годину, и вот о чем можем и должны мы торжествовать в сей нарочитый день и благодарить Бога, пославшего столь обильное утешение в сердца наши!

В этом-то и заключается вторая, уже не грустная, а радостная особенность настоящего праздника сравнительно с пережитыми годами. Но что доброго осталось нам и от этих прежних годов русской церковной жизни?

О, конечно, очень много! А если бы этого доброго содержания нашей церковной жизни осталось мало, или вовсе не осталось бы, то разумеется нечего было бы особенно радоваться возстановлению канонического строя Церкви, т. е. патриаршества.

То высокое и прекрасное, что хранится в нашей Церкви православной, в нашей русской пастве и пастырстве, заключается в их отношении к жизни и к вере. Запад взираеть на временную жизнь, как на наслаждение, а на религию, как на одно из средств (даже сомнительных) к поддержанию этого благополучия. Напротив, русские люди, даже и не очень твердые в вере, понимают жизнь, как подвиг, цель жизни видят в духовном совершенствовании, в борьбе со страстями, в усвоении добродетелей, словом - в том, чего европейцы даже и не поймут, если будете с ними говорить о подобных предметах. Правда и то, что в последний год множество русских людей изменили своим убеждениям, открыто отказываются от св. веры, предаются самым скверным порокам, грабят, убивают, богохульствуют, предают родину врагам и продают душу свою диаволу; но не должно думать, что такие люди составляют большинство русского народа; они только овладели положением в настоящие печальные дни, а огромное большинство оплакивают это положение и негодуют на их преступныя деяния. Да и те, которые отверглись от веры и родины, они в глубине сердца терзаются укорами совести и, при терпеливом вразумлении со стороны людей благоразумных, быстро сознаются в своем заблуждении, и в том, что своими жестокими преступлениями они тщетно надеялись убить голос совести и поработить ее новым безбожным учениям, но в то же время продолжали чувствовать, что поддались гибельному обману и ослеплению под влиянием либо людей не русских, либо уголовных каторжников, которые ими верховодили.

А то огромное большинство русского народа, которое, сидя в деревне и городах, продолжает смиренно в поте лица трудиться над своим делом и больше прежнего переполняет святые храмы, говеет и жертвует на церкви и на бедных, - оно по прежнему носит в своих сердцах высокие заветы Христовы; по прежнему оно вовсе не похоже на современных европейцев: оно отличается от последних неслыханною среди них откровенностью, искренностью, доверчивостью, отсутствием гордыни и незлобием; оно благодушно принимает обличения, быстро умиляется сердцем и отзывчиво на мольбу. Кто не прослезится много раз, читая о геройстве наших воинов до прошлогоднего марта, особенно о геройстве их братолюбия, когда солдат, ранивший противника в атаке, сейчас сам же перевязывает его раны и взвалив к себе на плечи, несет его на санитарный пункт? Таких подвигов вы не встретите среди еретиков, и никогда не верьте укоренившемуся в нашем обществе, воспитанному немецкими гувернантками, ложному убеждению, будто лютеране и католики ничем не хуже православных.

Указанное геройство духа, понятие о жизни, как о подвиге, хранится только в Церкви, а так как оно в большинстве ея сынов хранится и до настоящих дней, то Торжество Православия совершается сегодня вполнезаконно, как торжество благочестия, торжество Христовой правды на земле; и оно будет совершаться с тем же восторженным прославлением пастыреначальника душ наших, как в прошедшие годы, когда Церковь именовалась господствующей. Да! оно будет продолжаться и в том случае, если государство наше подпадет полному подчинению врагов, если даже на православных откроется прямое гонение. Церковь будет торжествовать о своем вечном спасении, о том, что ея чада идут ко Христу, как Он и завещал нам: блажени будете, егда возненавидят вас человецы и разлучат вы и поносят и пронесут имя ваше, яко зло Сына Человеческого ради; возрадуйтеся в той день и взыграйте, се бо мзда ваша многа на небеси. Аминь.

Храм Христа Спасителя в г. Москве. 1918 г.